Сайт ветеранов 8-й отдельной армии ПВО

Последующие годы

После окончания учебы я был назначен командиром 59-го зенитного артиллерийского полка под Москвой. Полк был большой, 1870 человек. На вооружении имел 96 100-мм зенитных пушек. Но прежде, чем дошло дело до боевой подготовки, предстояло обустроиться, так как ничего не было. Эту задачу решили за полгода. Об этом времени я рассказал в прилагаемом очерке "дорога".
С 1952 года началась боевая подготовка. Нам трудно было соревноваться со старыми частями... В 1953-м году мне присвоили звание "полковник".
В 1954-м году меня назначили начальником Ярославского зенитного ракетного училища. Коллектив там был прекрасный. Училище было сформировано на базе Ярославского военно-политического училища, существовавшего с 1918 года. Преподаватели в нем были отменные, как и строевые командиры. Это было в 1951-м году. И к моему приходу училище было в расцвете...
...До настоящего времени я чувствую вину перед теми, кто перешел в зенитное ракетное с военно-политического в 1951-м. В свое оправдание могу сказать, что я дважды пытался, чтобы зенитному ракетному училищу были возвращены его ордена – орден Ленина и орден Красного Знамени, а также имя В.И. Ленина, которые имело военно-политическое училище, по преемственности. Так положено по законам: при переформировании части, если в новую часть переходит большая часть личного состава из прежней части, то новой передаются и ордена, и наименования, и слава и история... Увы, ничего не получилось: против восстало руководство Главного Политического Управления Советских Вооруженных Сил... В Главпуре решили, что эти ордена и наименование они передадут какому-либо своему политическому училищу. Там ни к каким доказательствам абсурдности этого шага не желали прислушиваться... Мне обещали бывшие Члены Военного Совета Войск ПВО страны генералы Халипов И.Ф., а потом Бобылев всё уладить. Но палец о палец не ударили, чтобы восстановить справедливость. Так заслуженные ордена и наименование, как в Ярославле, так и в Горьком пропали... Эгоизм руководства Главпура победил здравый смысл...
О работе в Ярославском училище расскажу следующее. Сперва выпускникам училища выдавались дипломы техников, и присваивалось звание техник-лейтенанта, хотя это были строевые командиры новой формации — имевшие высокую техническую подготовку. Но "серебряные погоны” и диплом техника определяли контингент поступающих: сюда стремились те, кто собирался "работать с отверткой". По инициативе нашего училища Маршалом Советского Союза С.С. Бирюзовым в 1956 году были внесены следующие изменения:
а/ Выпускникам училища присваивалось звание "лейтенант", вручались золотые погоны, и как свидетельство их высокой технической подготовки выдавался диплом техника.
б/ Начальникам училищ на 1-м и 2-м курсах было разрешено своим приказом отчислять курсантов. И только на 3-м, выпускном курсе, отчисление проводилось через аппарат замглавкома по ВУЗ.
в/ На естественную убыль было разрешено на 1-й курс набирать сверх комплекта 10% курсантов.
... В Ярославле у нас с Екатериной Ивановной осталось много друзей. С некоторыми мы поддерживаем связь и сейчас.
В феврале 1958 года Постановлением Совета Министров Союза СССР мне было присвоено воинское звание "генерал-майор артиллерии".
...Осенью 1958 года получил назначение в Улан Удэ начальником Центральных Офицерских Курсов при 19-м Объединенном Краснознаменном учебном центре Войск ЗРВ ПВО Страны.
История этих курсов очень богатая. Свою родословную они ведут с 1918 года. Долгое время эти курсы были не только кузницей кадров зенитной артиллерии, но и мозговым центром этого рода войск. Особенно они сыграли большую роль в годы Великой Отечественной войны. В послевоенные годы начальником этих курсов назначали, как правило, командиров дивизий, имевших опыт. Коллектив курсов прибыл с Евпатории. Он быль очень опытным, сплоченным. Но зенитное ракетное вооружение они не знали. На подготовку к занятиям у них времени практически не было. С хода им пришлось самим переучиться на новую технику, создавать новую учебную базу и учить слушателей, которых было очень много. А тут еще прибыли на учебу и слушатели со всех стран СВД. Время переучивания на курсах было разное, до 10-ти месяцев.
Кроме ЦОК, в Объединенном центе была еще учебная бригада, в которой переучивались на зенитную ракетную технику уже целые части — полки и бригада; офицеры, солдаты и сержанты. И школа сержантского состава, которая готовила младших командиров для ЗРВ ряда объединений.
Мы размещались недалеко от Улан-Удэ в старом военном городке. Городок был построен еще в период русско-японской войны. Все строения для солдат и сержантов были деревянные, из лиственниц, прекрасно сохранившихся. А для офицеров — из многоэтажных домов из красного кирпича. Помещений было предостаточно. Но с 1956 года, когда произошло сокращение Вооруженных Сил, он стоял бесхозный и его здорово разграбили. Снимали всё, что можно было снять. Отопление везде было печное — 2700 печей, вода подвозилась бочками с 9-ти водокачек. Туалеты — холодные. Электроэнергии не хватало. Поэтому наряду с учебой, усиленно шел ремонт фондов. Трудностей было много. Особенно в быту. Утром просишься, а вода в бочке замерзла...
В июле 1959 года меня назначили начальником уже Объединенного центра.
Постепенно налаживали быт, устанавливали паровое отопление, прорубили просеку через тайгу, провели электролинию и решили проблему электроэнергии. Построили канализацию и т.д. Все это делали все годы пребывания там.
В 1960 году нагрузка на нас резко возросла: после пролета Пауэрса были приняты ряд мер по ЗРВ. В учебной бригаде преподавателя за год "начитывали" но 2000- 2100 часов, ничего не получая за это, так как был большой некомплект. Переучили и весь руководящий состав соединений и объединений. Преподаватели этого учебного заведения могли искренне гордиться: они переучили на технику ЗРВ весь состав войск по продолжительной программе и до двух третей — боевых частей... Жили очень дружно. Не унывали. Нам не мешали, комиссия приезжала раз в год. И сейчас это время вспоминается...
К 1962-му году задача перевода зенитных артиллерийских войск на ракетную технику была практически выполнена, нагрузка резко сократилась. В мае этого года я был назначен начальником зенитных ракетных войск отдельной армии ПВО, оборонявшей Украину и Молдавию. Армией командовал изумительный командир — Александр Иванович Покрышкин. И сейчас вспоминаю чудесную работу с ним. Сразу по прибытии разразился Карибский кризис. Мы получили приказ — в короткие сроки подготовить и отправить туда зенитную ракетную дивизию трехполкового состава. Задачу мы выполнили. И эта дивизия вместе с другой надежно прикрыла Кубу от авиации. Об этом в печати не пишут, все внимание сосредотачивают на ракетах средней дальности, которые очень быстро были убраны. А эти две дивизии там и остались. О них прекрасно были осведомлены американцы, так как в первые же дни они потеряли там над Кубой У-2. Но шуму не поднимали и перестали летать над островом Свободы.
Обстановка в том году была очень кризисной. В зенитной ракетной обороне Украины была сделана солидная брешь... Да и многие важные объекты еще не были прикрыты. Поэтому сразу же пришлось заняться восстановлением нарушенной обороны и ее совершенствованием. Тогда мало спал и мало был дома. Хотя "дома" не было: квартиры в городе не было, жили на "точке" в комнате 9 м. Удобства — на улице. Вещи свалили в части. С собой взяли три кастрюли, несколь­ко тарелок, вилок и ложек... Осенью получили жилье в Киеве...
...В 1963-м году мне неожиданно предложили должность начальника штаба зенитных ракетных войск ПВО страны. Только позже я узнал, что в войска меня направляли на своеобразную стажировку по предложению Маршала Советского Союза С. С. Бирюзова.
Начался Московский период работы. Весной 1965 года пришлось заняться Вьетнамом. Но пока этой темы касаться не буду. Как и Ближнего Востока. Это уже было позже.
В мае моя должность была сокращена, и я некоторое время исполнял обязанности заместители командующего ЗРВ по ПРО. А в сентябре 1965 года был назначен начальником ОМУ— заместителем начальника Главного штаба войск ПВО страны. На этой должности проработал до ухода в запас — февраля 1977 года.
Из всех должностей, на которых я работал, пожалуй, на последней я принес Родине больше всего пользы. Но об этом еще долго нельзя будет рассказывать...
После ухода из армии занялся серьезно работой в Центральном Архиве Министерства Обороны. Много времени занимает общественная работа. Пять раз работал на агитпоездах ЦК ВЛКСМ — от двух недель до двух месяцев каждый раз. Выполнял и другие поручения ЦК ВЛКСМ. С ними связи сейчас не имею. Связи же с молодежью не теряю. Сейчас являюсь членом постоянных комиссий по пропаганде — СКВВ и по идеологии — Всесоюзного Совета Ветеранов Войны и Труда. Жаль, что времени остается мало...
...В 1950 году я перед улетом в Забайкалье приехал на 36 часов к отцу. Перед уездом он вдруг спросил:
— Володя, вот ты стал генералом, о чем я, Демид-огородник не мог и думать. Жизнь у тебя сложилась хорошо. Но скажи, сын мой, счастлив ли ты? Стал бы ты военным, если бы я смог выучить тебя в институте?
Тогда я сказал отцу, что даже если бы я окончил институт, как началась война — все равно воевал бы. И как бы сложилась моя судьба после войны, трудно сказать. Уж в очень неспокойное время мы жили.
Этот вопрос отца, умершего в 1970-м году, звучит и сейчас. И сейчас я повторяю то, что сказал тогда отцу: мы жили в очень неспокойное время. И не только из-за Гитлера. Убежден: не было-бы его — нашелся бы кто-то другой. Попытался бы и он покончить силой с нашей социалистической республикой. За стол-то переговоров США сели только тогда, когда убедились в паритете, достигнутом вопреки их чаяниям. И только после этого был взят курс на поклонников "маленькой Веры" и "Интердевочек" и иже с ними... Которых они стали культивировать, используя и наши внутренние силы...
Что же касается счастья и несчастья отдельного человека, то они заключаются в чувстве сопричастности его ко всему тому, что совершается в обществе, в котором он живет. Настоящий человек не может себя считать счастливым тогда, когда несчастен народ, окружающие. Верю в то, что нет в жизни ни сугубо личного, ни сугубо общественного — это две стороны жизни неразрывно связанные друг с другом. В их единстве и заключается секрет полноты жизни. Может быть поэтому так трудно определить — где кончается общественное и где начинается личное.
И я горжусь тем, что родился в годы, определившие будущее человечества. Что принадлежу к уникальному поколению, так много сделавшего для Родины. Что жил и работал в 20-м веке, переломном веке в истории человечества... В жизни мне очень везло — меня всегда окружали прекрасные люди и верные товарищи, работал я в чудесных коллективах, коллективах единомышленников. В них я всегда находил поддержку. И в основном хорошие и умные командиры и начальники. На всем моем казенном пути меня сопровождал самый дорогой человек в мире — Екатерина Ивановна. Из двух звездочек генерал-лейтенант, звания, которого я был удостоен Постановлением Совета Министров СССР в феврале 1961 года, одна звездочка, как и одна полоска на лампасах, законно принадлежат ей. В записке в черном пластмассовом патрончике, находившемся в карманчике гимнастерки, "адресе на тот свет", как мы его называли, на одной стороне был адрес Екатерины Ивановны. А на второй стороне я написал: "Жаль умирать в 23 года. Но во имя счастья будущих поколений, во имя свободы и независимости моей Родины и моего народа, не жаль не только одной жизни, но если бы их имел тысячи — без сожаления отдал бы их все". Так думал тогда. Так думаю и сейчас. Несмотря ни на что...
Что касается нашего не простого времени, освещения правдивой истории нашей Родины, то ее напишут не в этом веке. Верю, убежден: правду о нас напишут не Коротичи и Рои Медведевы с Юрием Афанасьевыми, а может их внуки или внуки их внуков.
Они воздадут должное всем. По заслугам.
...Вот и вся моя автобиография, если её вообще можно назвать автобиографией. Её хочется закончить словами песни: "Я жил в такие времена, в такие дни, в такие даты..."
И этим горжусь.

Генерал-лейтенант артиллерии в отставке Годун
31.1.1990 г.