Сайт ветеранов 8-й отдельной армии ПВО

«Ветераны ПВО всех соединений, объединяйтесь!»

Грачев В. А. — Воспоминания о службе в Кишиневе (1962—1968 гг.)

Справка: Грачев Виктор Андреевич — первый начальник отдела АСУ штаба армии в 1973—84 гг.

О службе в Кишиневе 1962—1968 годы

В декабре 1961 года я был командирован в Запорожье для проведения занятий на сборах начальников отделений СНР. Неожиданно меня пригласили к телефону — звонил начальник отдела кадров армии и предложил мне должность главного инженера полка в Кишиневе. Поскольку я подал рапорт о зачислении меня на учёбу в Военно-дипломатическую академию и ждал результата, то ответил отказом. Меня смущало и моё воинское звание старшего лейтенанта. Минут через 15 снова пригласили к телефону, звонил начальник ЗРВ армии, генерал Щёткин, который сказал, что вопрос о моём назначении согласован с Покрышкиным, а мой отказ будут негативно воспринят командованием, а в Кишиневе меня ждёт квартира, жене город понравится. К тому времени я служил в Днепропетровской дивизии ПВО, неплохо освоил СНР, выполнял роль "пожарника" по устранению неисправностей, почти всё время находясь в подразделениях. Часто офицеры частей и подразделений не справлялись с возникшими трудностями.

Сразу после нового года меня вызвали на Военный совет. Когда я вошёл в кабинет Командующего, Покрышкин вышел мне навстречу, пожал руку, пригласил сесть на свободный стул, а сам сел напротив. По сторонам стола сидели член Военного совета, генерал Данин, напротив него — начальник ЗРВ армии генерал Щёткин. Некоторое время командующий внимательно рассматривал меня, словно убеждаясь в правильности своего решения. Потом он сказал: "Мы предлагаем вам, товарищ Грачёв, место главного в Кишиневе. Город хороший, сразу даём квартиру в центре города. Согласен?" Я ответил, что постараюсь оправдать доверие командующего. "Ну и хорошо, — продолжал Покрышкин, — мы надеемся, что вы справитесь. Вам нужно, невзирая на лица, чины и ранги, смело требовать дело, (там был инженер, пьяница и развратник, не хотел работать и не работал) — Вы приказали отстранить его от дел? — спросил командующий у Щёткина, — Да, он уже готовится к увольнению, — был ответ. "Как со званием у него?" — кивнув в мою сторону, командующий спросил у начальника отдела кадров. "Не скоро, через полтора, года" — был ответ.

"Ничего, мы имеем право досрочно присвоить звание за освоение новой техники, только работай хорошо. Какие есть вопросы?" — закончил командующий. Член ВС спросил о составе семьи, и когда я намерен перевезти её в Кишинев. Я ответил, что сделаю это немедленно, как только получу квартиру. Больше вопросов не последовало.
"Желаем вам успехов, смелее беритесь за дело" — прощаясь, напутствовал меня командующий.
08.01.1962 г. пришла телеграмма о том, чтобы я убыл в г. Одессу к новому месту службы.

В Одессе дежурный офицер штаба дивизии проводил меня к начальнику ЗРВ, полковнику Петрову, который после короткой беседы представил меня командиру дивизии, генералу Агаркову. Агарков, узнав, что я прибыл из Днепропетровска, стал ругать моё бывшее начальство за какого-то офицера, о котором я не имел никакого понятия. Начальник штаба, полковник Давыдов, больше других интересовался моей прошлой жизнью. Главный инженер дивизии, подполковник Антонюк, был болен. Я познакомился с тремя офицерами службы, остальные были в Кишиневе, готовили полк к приезду комиссии из Киева. Петров предложил мне переночевать и завтра утром вместе с ним выехать в Кишинев.

По пути мы заехали в 1-й дивизион. Около казармы начальник штаба полка, майор Магин М. С., руководил выгрузкой макетов и схем дня занятий группы офицеров штаба армии, которая ожидалась со дня на день. На КП дивизиона шла тренировка по отражению воздушного противника под руководством командира дивизиона, майора Мурки А. А. Петров представил меня, и мы поехали дальше. В штабе полка начальства не было. Мы с Петровым заехали во 2-й зрдн. Командир дивизиона, майор Гаргола, произвёл лучшее впечатление, чем его коллега утром. Он грамотно доложил о состоянии техники и подготовке личного состава. Вечером мы встретились с исполняющим обязанности командира полка, подполковником Гордузом Н.П.и начальником политотдела, майором Жуковым. Петров был не в духе и забыл представить меня, из-за чего Гордуз спросил, указывая на меня, — А это кто? Тут Петров представил меня и сказал, что Грачёв хотя молод и мал в звании, но дело знает и его нужно поддержать всем начальникам и немедленно обеспечить квартирой. Петров с начальником тыла, подполковником Пархоменко Ф.К., уехал в гостиницу. Гордуз охарактеризовал своих непосредственных подчинённых: — Кроме начальника службы, майора Брусиловского В.А., ваши офицеры лентяи и горлохваты, надо воспитывать их. Начпо "обрадовал" сообщением о том, что я буду вести политзанятия с группой сверхсрочников, кроме того он предложил обменять днепропетровскую общагу на кишиневскую квартиру. Понимая, что мне недосуг заниматься обменом, а во-вторых, высокое начальство ориентировало меня на незамедлительное обеспечение 2-х комнатной квартирой, я ответил, что по этому поводу посоветуюсь с генералом Щёткиным. Ночевал я в санчасти, а затем устроился в служебном кабинете. Надо отметить, что обеспечение жильём офицеров и сверхсрочнослужащих было катастрофическим: только командование и несколько сверхсрочников из местных имели квартиры, остальные жили как правило, без семей на частных квартирах. Недалеко от расположения штаба части строился 5-и этажный дом для офицеров штаба, готовность дома ожидалась в августе-сентябре. Строился дом на средства Совета Министров Молдавии. Интересна история этого дома. Командир полка, обоятельнейший человек, полковник авиации В. М. Болтян, по пути в Ленинград, оказался в одном двухместном купе с председателем СМ Молдавии Диордица А.Ф. После бутылочки доброго коньячка завязалась душевная беседа земляков, хотя Болтян считал себя украинцем, родился он на станции Верховцево Днепропетровской области. Пред Совмина пообещал помочь земляку. По возвращении из отпуска Болтян написал письмо в Совмин с перечнем нужд, в т. ч. и потребности в обеспечении части квартирами. Политбюро Молдавии рассмотрело просьбу командира и решило выделить для защитников столицы целый дом. Большая помощь была оказана в строительстве подъездных и внутрипозиционных дорог. Вот такая «ГОСПОЖА случайность» помогла решить многие вопросы обустройства новой части.

На следующий день группа Петрова выехала к Гарголе. Я познакомился с заместителем Антонюка капитаном Заричным, ст. л-том Кононом, Голосным, капитаном Стеколясом. Задача группы — помочь привести в божеский вид технику перед приездом киевлян.

13 января разбор результатов проверки и оказания помощи у Мурки. Было указано на многочисленные недоработки в вопросах содержания техники, умения проводить регламентные работы, в технической подготовке. После разборов Петров убыл в Одессу. 14 января, воскресение. С утра торжественное заседание, по случаю дня части. Жуков сделал доклад о боевом пути полка. На самом деле день части приходился на пятницу, 12 января. Петров в тот день собрался к Гарголе, к нему обратился Жуков, мол, сегодня у нас праздник, мы не работаем. Петров поинтересовался, почему они решили сделать этот день нерабочим. Жуков сослался на приказ. Петров потребовал приказ, в котором чёрным по белому было написано, что празднование переносится на ближайший выходной. Жуков еще не раз попадал в подобные халепы и вскоре был заменен майором Четвериковым, выдвиженцем ГлавПУРА.
В тот же день я впервые был в городе, поразило обилие продуктов в магазинах и разнообразие одежды и обуви.

16 января прибыл главный инженер армии, полковник Побегайло, с группой офицеров, всего 11 человек, они полдня провели у Гарголы. У Мурки работала группа полковника Вырового, проверяла уровень боевой подготовки и проводила занятия.

На следующий день группы поменялись местами, а Побегайло выехал в технический дивизион. Вся техника была сосредоточена в автопарке, тренировки по подготовке ракет не проводились, что привело Побегайло в неописуемое негодование. Он показал места расположения техники и приказал и.о. командира дивизиона, майору Пономареву, развернуть ее к 10 часам завтрашнего утра, а личному составу быть готовым к боевой работе. Пономарев запротестовал и попросил 7 суток для подготовки. Побегайло резко оборвал его и уехал. С Побегайло приехал подполковник Павелкин Ю.М., ранее бывший главным инженером днепропетровской дивизии, и теперь назначенный командиром базы по ремонту ракетной техники. Он поздравил меня с повышением и посоветовал зафиксировать состояние техники, чтобы не отвечать за недостатки, которые возникли до моего вступления в должность.

18.01.62 г. Обе армейские группы офицеров утром прибыли на позицию технического дивизиона на занятия по подготовке ракет. Планировалось показать все этапы подготовки ракеты от выдачи из сооружения № 1 до готовности отправки её на стартовую позицию. Но человек предполагает, а Бог располагает: при перегрузке учебной ракеты из контейнера на технологическую тележку ракета сорвалась, занятия продолжались теоретически. Остаток дня Побегайло, я и офицеры техдивизиона провели над выяснением причины падения ракеты и установили, что люди не виноваты в происшедшем: ракета сорвалась с балки из-за заводского дефекта — короткого стопорного штыря. Тут же была дана команда мастерским из-готовить стопор на 15 мм длиннее заводского. Однако начальник службы, майор Брусиловский Р.А, доложил, что мастерские не могут выполнить распоряжение, так как людей забрал начальник тыла на хозяйственные работы. Побегайло стал отчитывать Пархоменко за отрыв солдат мастерской на хозработы. Пархоменко вспылил, а он в это время был единственным деятельным офицером управления полка, командир дал ему большие права вплоть до отрыва любого количества солдат и сверхсрочников, а также техники на выполнение разного рода работ и заработка строительных материалов. В пылу полемики Пархоменко сказал: — Товарищ полковник, я буду выполнять свои обязанности невзирая на угрозу, что вы оторвёте мне голову. Побегайло: — Кто вам сказал? — Брусиловский, — был ответ. Побегайло спросил у Брусиловского, когда и где он слышал, чтобы Побегайло применял столь сильные выражения. Брусиловский ответил, что он такого не слышал и не говорил, он лишь предупреждал Пархоменко, что ему не сносить головы, если Побегайло узнает об отрыве мастерской на хозработы. Раздался хохот. Побегайло к нашему недоумению вдруг пустился в рассуждения о трудностях становления вновь формируемых частей и совсем не к месту заявил, что практически ещё полгода мастерским нечем будет заниматься, так как техника новая. Он забыл из-за чего началась полемика. В последующем мне пришлось много потрудиться против самочинства Пархоменко и других коллег по штабу. К сожалению Побегайло "помог" мне.

19.01.62 г. Ночью стопор был изготовлен и передан в техдивизион. Утром Побегайло, Пархоменко и я поехали в дивизион. Ждали прибытия Покрышкина. С ним был генерал Щёткин. Он обратился ко мне с вопросом, получил ли я квартиру, я ответил, что пока нет квартир, что мне предлагают произвести обмен. Щёткин сказал в ответ, что никаких обменов быть не может, что мне, как и обещал командующий, должны выделить двухкомнатную квартиру. Неожиданно к командующему подошёл дежурный по дивизиону и доложил о ЧП в харьковской дивизии. Командующий помрачнел, вышел из казармы и вместе с соп-ровождающими его лицами уехал на аэродром.

На следующий день я проводил Побегайло и остальных офицеров кроме нескольких человек, оставшихся для оформления акта проверки.

21.01. Воскресение, Заместитель начальника ЗРВ, полковник Возный В.Т, пригласил меня на беседу, подробно расспрашивал о прежней службе, советовал как лучше организовать дело, он напомнил, что в апреле-мае предстоит поездка на полигон для выполнения начальных боевых стрельб, поэтому предстоит напряжённая работа.

На следующий день Возный подвёл итоги работы армейской комиссии. В акте проверки были указаны многочисленные недостатки в содержании техники, умении её использовать в бою и настраивать в соответствии с инструкциями по эксплуатации, особо отмечалась низкая техническая подготовка техников.
Вечером прибыла лаборатория по проверке приборов, направил её к Мурке.

23.01. Объявился ещё один проверяющий — инспектор по котлонадзору. Он выразил недовольство Брусиловским, который не оформил журнал регистрации сосудов, находящихся под давлением, осмотрел подъёмные краны, признал их небоеготовыми и запретил ими пользоваться. Оставался ещё один проверяющий и очень важный — лаборатория по проверке приборов. Вечером начальник лаборатории, капитан Ульянщиков, доложил о том, что работа в 1-м дивизионе закончена, 6 приборов были неисправны, 4 из них восстановлены, а 2 остаются в лаборатории для ремонта в стационаре. Похожее состояние приборов было установлено и во 2-м ЗРД.

Прошли две недели моего пребывания на новом месте. Лично и с помощью офицеров дивизионного и армейского звена я ознакомился с состоянием дел, которыми мне предстояло заниматься. По всем вопросам боевой и технической подготовки армейская комиссия поставила неудовлетворительные оценки. На прежнем месте моей службы я принимал участие в подобных проверках; руководители групп, как правило, настраивали нас на придирчивое отношение к проверяемым, пусть не зазнаются в том, что они уже всё познали и стали классными спецами. В таких случаях речь шла о том, поставить ли тройку вместо четвёрки или четвёрку вместо пятёрки, но, ни в коем разе не ставили двойки, так как подготовка расчётов СНР и стартовых батарей была не ниже удовлетворительной. Не помнил я случая, чтобы строгая армейская комиссия ставила всему полку неудовлетворительную оценку.
В чём дело, почему кругом одни неуды, — стал думать я.

"Тогда лишь истина явилась
Своей ужасной наготой.
Тогда лишь только объяснялась
Загадка доли боевой.
Тогда совсем мне стало ясно,
Причин отказов своечасно
От близких к Щеткину спецов".

Поясняю суть стихов. После приёма у командующего, я имел беседу с начальником отдела эксплуатации, полковником Кузиным, который выразил удовлетворение решением кишиневской проблемы и мельком обмолвился о том, что некоторые его подчинённые отказались от столь престижного предложения. Только теперь я понял причину отказов киевлян: они знали состояние полка, знали, что он сформирован на основе мотострелкового полка. Зная это, я не рискнул бы совать голову в петлю. Теперь стоял вопрос, с чего начать.

Начал знакомиться с офицерами службы вооружения. Начальник службы, майор Брусиловский Р. А., техники ЗРВ не знает, но готов изучать и выполнять мои поручения. Помощник начальника службы по радиолокации, капитан Уколов, прибыл с должности начальника отделения СНР, к делам службы относился легкомысленно, требовался постоянный контроль за ним, прославился семейными неурядицами, из-за них был уволен. Второй помощник начальника службы по ракетам, капитан Голенищев, месяца за три до моего прибытия получил месячное довольствие и скрылся у любовницы. Его искали, но не нашли, а когда он объявился, то был направлен в госпиталь, где у него нашли нервное расстройство в виде лёгкого помешательства. Ознакомившись с документами из госпиталя, я написал рапорт о непригодности Голенищева к исполнению служебных обязанностей, вскоре он был уволен по болезни. Энергетик, майор Яковлев, был подготовлен, своё дело знал, но не терпел поручений, которые не были связаны с его служебными обязанностями или исходили от других заместителей командира части. Я настоял, чтобы все поручения непосредственно подчинённым мне офицерам и солдатам проходили через меня. Пришлось напомнить старшим товарищам положение устава о том, что все распоряжения отдаются по команде. Мастерские по ремонту вооружения не были полностью укомплектованы, ждали прибытия двух техников. Оценив обстановку, я попросил главного инженера ЗРВ дивизии, подполковника Антонюка, прикомандировать к нам 2-3 инженеров службы для оказания помощи в устранении недостатков, отмеченных комиссией, Проведении занятий по технической подготовке. До первой" поездки на полигон 1-2 офицера из дивизии постоянно работали в моей команде.

В подразделениях помимо низкой боевой и технической подготовки меня поразила безысходная тяжёлая моральная обстановка; люди, вырванные из привычной, годами накатанной жизни, вдруг, вопреки собственным мечтам и стремлениям, оказались перед новыми задачами, к выполнению которых не были подготовлены ни морально, ни обучением. Военный человек живёт ожиданием повышений в должности и в звании. На новом месте командиры стали техниками, почти все старшие лейтенанты, почти без перспективы на повышение в должностях из-за слабой технической подготовки и трудностей её повышения, школьные знания электротехники были забыты. И, по сути — люди, должны были учиться заново, что невозможно, когда человек в открытую заявляет, что он не хочет служить. Приходилось слушать, как техник говорил своему начальнику, окончившему радиотехническое училище:

— Вы три года изучали эту технику, а от меня требуете, чтобы я за три месяца стал специалистом. У вас перспективы роста, у меня нет перспективы, даже капитаном стать. Такие настроения овладели большинством офицеров. Начальник политотдела и его помощники говорили о шкурничестве и низком патриотическом воспитании, советовали усилить партийно-политическую работу, борьбу с критиканством и разгильдяйством. Вce это делалось формально. Меня занимал вопрос: о том, где то звено, ухватившись за которое, можно вытащить всю цепь. Такое звено я увидел в преодолении общего пессимизма относительно будущего каждого офицера на отдельных примерах.

Так, в 1-м 3РД я глубоко познакомился с офицером наведения, Ерышевым И. И. из села Ерышево Воронежской области. Оказался общим знакомым (мой товарищ по учёбе в Борисоглебском лесном техникуме, Попов А. И., по прозвищу Козолуп). Заметил, что мужик старается: в кабине чистота, помаленьку осваивает азы техники, вопросы задаёт осмысленно. Предложил командиру выдвинуть Ерышева на должность начальника 1-го отделения, позвонил Антонюку, чтобы поддержал нас, он возражал сначала. Нам присылают грамотного офицера с высшим образованием; несмотря на перспективу иметь журавля в небе, я убедил Антонюка в том, что в данный момент нам полезнее иметь синицу в рукавице".

Ещё один пример. В Харьковской академии ПВО открылись курсы по изучению СДЦ, послали из того же ЗРД техника Свиридова, который был очень доволен не столько полученными знаниями, сколько тем, что хорошо погулял. Главное состояло в том, чтобы выбить из сознания мнение о бесперспективности службы на новом месте и показать заботу командиров о росте подчинённых.

В 1-м ЗРД все три офицера ранее служили в войсках ПВО: командир радиотехнической батареи, начальник 2-го отделения и начальник РЛС П-12.
Во 2-м ЗРД, кроме трёх указанных начальников, ранее в войсках ПВО служили командир дивизиона и начальник 1-го отделения СНР. Второй ЗРД значительно опережал первого по слаженности и уровню боевой подготовки.

В техническом дивизионе командир и начальник 1-го отделения были выходцами из частей ПВО, остальные должности были укомплектованы из мотострелков. Учёба и слаживание ТДН не представляли особых трудностей. Была сложность в организации боевого дежурства. Казарма ещё достраивалась, не было тёплого помещения для сокращённого боевого расчёта, личный состав располагался при штабе части, поэтому ТДН не укладывался в норматив времени приведения в готовность номер 1 сокращённого боевого расчёта. Это беспокоило высокое начальство. Я уже писал о посещении ТДН командующим армией, после чего мы получили огромную кабину, в которой и разместили сокращённый боевой расчёт ТДН. Готовность техники обеспечивалась подогревом воды в машине 8T-311.
1—2 февраля прибыл из отпуска командир полка, полковник Болтян В. М. участник ВОВ, лично уничтоживший в воздушных боях 7 самолётов противника. Он командовал истребительным полком в Евпатории. А. И. Покрышкин предложил ему место инструктора в управлении командующего ИА армии. Но, выполняя фигуру высшего пилотажа с перегрузкой, Болтян потерял сознание, повторил — то же самое и написал рапорт с просьбой о переводе его в наземные службы. Тут подвернулась должность командира полка в Кишиневе. То была интересное время стремительного роста войск ПВО страны после инцидента с полётом Пауэрса, прерванного 01.05.60 г. После Пауэрса на основе анализа событий были созданы дивизии ПВО, в составе частей ИА, ЗРП (ЗРБр), РТВ и вспомогательных частей и подразделений. Казалось, что командование войск ПВО страны спешит развернуть как можно больше частей ЗРВ, невзирая на недостаток обученных кадров и неготовность позиций и жилья для солдат и офицеров. Мне и раньше при оказании помощи в постановке частей на боевое дежурство в днепропетровской дивизии приходилось вместе с офицерами подразделений есть полузамерзшую пищу и ночевать в холодных палатках. Каждый раз возникал вопрос, кому это нужно?
Шёл пятый год моей службы в ЗРВ. После окончания МВИЗРУ в 1957 г. я был направлен в Днепропетровск, где должен был развёртываться зенитно-ракетный полк. Временно меня прикомандировали к зенитно-артиллерийской части, которая через некоторое время была передислоцирована в Донецк. Командовал этой частью подполковник Маломуж.

ЗРП для прикрытия Днепропетровска был сформирован в начале 1958 года, получил технику, прошёл двухмесячное обучение в Кубинке, выполнил боевые стрельбы и в мае заступил на боевое дежурство. Первый мой полигон запомнился глубоким разочарованием новой техникой. Ракета, пущенная первым дивизионом, описав дугу, упала в километре от места пуска. Ракета 2-го дивизиона свечой взвилась вверх и упала не взорвавшись. Наш замполит долго ходил за мною и допытывался, почему не сработал радиовзрыватель второй ракеты, было видно, что ракета прошла рядом с целью, не задержалась ли команда на радиовзрыватель в фидере РПК, не виноват ли в неудаче техник РПК.

Наша часть была вооружена комплексом С-75 "Двина". Как СНР, так и ракеты недостаточно были отработаны и испытаны, часто выходили из строя, чем и объясняются неудачные пуски на полигоне. Шло непрерывное совершенствование системы С-75, стали прибывать комплексы "Десна", а в Кишиневе были развёрнуты комплексы С-75 "Волхов", более надёжные и с более высокими тактико-техническими возможностями. Тем не менее, СНР надо было постоянно проверять и подстраивать, что людям с психологией от "карабина" было просто непонятно, мало того, что надо настраивать, но и делать это — в определённой последовательности и согласованности, между техниками. Эти простые требования надо было разъяснять и прививать личному составу от командиров дивизионов до солдат. Но и в штабе полка не было чёткого понимания о задачах подразделений и способов их решения. Например, в день проведения регламентных работ начПО даёт команду провести немедленно занятия на такую-то тему, ему говорят, что по плану сегодня регламентные работы, следует рекомендация, начать работы на два часа позже или перенести на другой день. Подобные распоряжения отдавали и другие заместители командира полка.

По прибытии из отпуска командир несколько раз беседовал со мной, интересовался взаимоотношениями с коллегами по штабу, с командирами дивизионов. Я высказал свои соображения о состоянии дел и способов решения главной задачи — подготовки к выполнению боевых стрельб. Подытоживая наши беседы, Болтян дал задание написать приказ о подготовке к боевым стрельбам, что я и сделал, указав на строгое выполнение плана боевой и политической подготовки, на недопустимость отрыва личного состава на хозяйственные и иные мероприятия. Проведение регламентных работ с — целью обеспечения боеготовности
сделать законом жизни подразделений, считать чрезвычайным происшествием срыв или перенос на другое время регламентных работ на технике.

Во время пребывания у нас полковник Побегайло в категорической форме предложил выделить главному инженеру автомобиль Газ-69, находящийся в штате ТДН, а ТДН он выделил кабелеукладчик. Это положение было закреплено в приказе. Начальнику автослужбы предписывалось ежедневно планировать выезд Газ-69 и механического КРАС из мастерской, а водителей этих машин не отвлекать на другие задания, чем обеспечивалась постоянная готовность к оказанию помощи подразделениям. В приказе были указаны дни недели тренировок по отражению воздушного противника, проведения регламентных работ, технической подготовки, политзанятий. График мероприятий был составлен с учётом возможности моего пребывания с целью оказания помощи и проведения занятий в подразделениях полка 2-3 раза в неделю. Особо обращалось внимание всего офицерского состава на выполнение правил техники безопасности и инструктажа перед каждым занятием.

Не все начальники и командиры восприняли приказ с удовольствием, особенно начальник автослужбы, начальник тыла, начПО. Главное, что командир согласился со мною и подписал приказ. Теперь мои требования не выглядели партизанщиной, как выразился один из политработников, а приобретали силу командирского решения.

Первые недоразумения начались с политотделом. Приезжаю во 2-й дивизион, в котором по плану должны идти регламентные работы. Дивизион дежурный. Ночью был снегопад, пусковые установки и ракеты занесены снегом. На позиции ни души, кроме дежурного офицера. Объявляю готовность один /такое право мне дал командир, оно было закреплено приказом/. Командир дивизиона, майор Гаргола, начал артачиться. — Во-первых, вы не имеете права объявлять «Готовность 1», во-вторых, начПО — приказал провести внеочередные политзанятия, чем они и занимаются в настоящее время. В голове мигом проносятся мысли: если настоять на своём, то наживёшь врага, если отступить, то потеряешь лицо. Требую доложить командиру. Гаргола звонит начПО, слышу, как тот возмущается. Я прерываю разговор и сам докладываю командиру положение дел в дивизионе и передаю трубку Гарголе, слышу: — Выполняй приказ Грачёва, Всё. После этого через 3 часа с хвостиком ЗРД выполнил норматив Г-1. Нa следующий день я написал приказ о неудовлетворительной организации несения боевого дежурства во 2-м дивизионе, указав на неуклонное выполнение приказов командира полка о несении боевого дежурства и подготовке к выполнению боевых стрельб на полигоне, еще раз довести содержание приказов до всего офицерского состава штаба полка и подразделений и усилить партийно-политическую работу по их выполнению. Командир подписал приказ. Кроме того, командир на собрании начальствующего состава ещё раз напомнил главную задачу полка на ближайшее время и моей роли в этом деле. — Считать распоряжения Грачёва моими и не обращаться ко мне за уточнениями, ему доверяет командующий, — подытожил Болтян.

По совету командира я провёл несколько занятий с офицерами, сержантами и солдатами управления полка о задачах и составе техники, а также способах разведки и уничтожения воздушного противника.

Однажды, возвращаясь из 1-го дивизиона, командир приказал водителю заехать во двор. — Хочу познакомить тебя со своим жилищем. Идёмте. Водителю приказал ждать меня. Василий Максимович познакомил с супругой и пригласил за стол. Пока Валентина Ивановна хлопотала за плитой, мы занялись просмотром многочисленных фотографий военных лет и мирной жизни. Незаметно хозяин втянул меня в разговор о моей биографии, а когда узнал, что до армии я летал, то предложил выпить "на брудершафт". Валентина Ивановна в трапезе участия не принимала, она сидела рядом с мужем, чуть сзади него, и, казалось, внимательно изучала меня. На прощание Василий Максимович неожиданно спросил, не болен ли я, и почему я так бледен и худ. Мне ничего не оставалось, как заявить, что я здоров, а бледен из-за службы и неустроенности быта. Командир заверил, что квартира скоро будет.

С заместителями командира постепенно установились нормальные отношения. Заместитель командира, подполковник Гордуз Н.П., пришёл с должности командира отдельного артиллерийского дивизиона. Во время тренировки стартовых расчётов по заряжанию ПУ ракетами из-за неслаженности расчета упала учебная ракета, командир предложил мне взять этот норматив на себя. Не повезло Н.П. ещё раз на тренировке по свёртыванию кабины "П". Неопытный техник неправильно установил кран, Гордуз не поправил его, при подъёме антенны широкого луча кран стал валиться, и крановщик был вынужден бросить груз, отделались лёгким испугом, но Гордуз заявил, что эта техника не для него.

Начальник штаба, майор Магин Меер Самуилович, родился и вырос в Кишиневе, знал румынский и французский языки, свободно общался с местным населением, читал в оригинале газеты на французском. Мы сошлись на книжном интересе, делились прочитанным, обсуждали прошлое. Он очень хотел, чтобы я почаще заступал дежурным на КП. Я требовал, чтоб меня пока не отвлекали на дела, с которыми могли справиться штабные офицеры. — Мы тебя всё равно обхитрим, — говорил Магин. Он прибыл с севера, где служил в артиллерии береговой обороны, дело своё знал, новое усваивал быстро. Окончание службы его было омрачено происками служб КГБ. Приехали из Израиля два еврея, которых сочли шпионами. Для сопровождения их по Молдавии был назначен заведующий кафедрой иностранных языков сельхозинститута, брат Магина. Наш особист узнал об этом и доложил в дивизию, а те в армию, оттуда пришло распоряжение разобраться, почему начальник штаба полка не доложил о делах брата. Приехал начальник особого отдела, собрали партсобрание, на котором Магин был обвинён в укрывательстве связей брата с иностранными разведчиками. Магина наказали строгачем и представили к увольнению. А когда брат вернулся, то оказалось, что он выполнял поручение КГБ. Истина выяснилась слишком поздно.

Начальник тыла, подполковник Пархоменко М. К., до моего приезда по сути был хозяином полка. На нём лежала задача организации обустройства полка на новом месте. К зиме надо было построить казармы и дома для офицеров и складские помещения. Командир разрешил ему привлекать на строительство и заработки строительных материалов необходимое количество людей из любого подразделения. Будучи человеком энергичным и ответственным, Пархоменко не стеснялся обращаться к местным властям за помощью, использовал малейшую возможность, чтобы чем-нибудь поживиться. Меня поселили в доме, где жили работники министерств, ЦК компартии, работники сферы искусств. На одном из семейных вечеров М. К. познакомился с моим соседом, министром сельского строительства, Бурилковым К. А., которого в начале 1966 г. за успешное выполнение плана строительства свинарников наградили орденом. Пархоменко узнал об этом накануне объявления в СМИ и рано утром первым поздравил Бурилкова с наградой, за что получил по вагону кирпича и цемента.
НачПО, майор Жуков, был человеком инертным, прибыл из полка РТВ, с задачами подразделений был мало знаком, партийно-политическая работа носила абстрактный характер. Пример, армейская комиссия поставила полку круглый неуд. Казалось, тут бы немедленно собрать коммунистов и поговорить о том, как наладить дело. Но собирается партсобрание с целью разобраться в персональном деле моего предшественника, отстраненного от дел и увольняемого. В марте нас навестил генерал-полковник Халипов. Он прочитал лекцию о развитии Войск ПВО страны и подчеркнул, что это делается в полном соответствии с законами диалек-тики: если раньше главным средством борьбы с воздушным противником была авиация, то теперь становится ЗРВ, поэтому авиационные полки с устаревшей техникой переформируются в зенитно-ракетные. А по какой диалектике мотострелковый полк переформирован в ЗРП, задавали наши офицеры... Генерал в сопровождении Жукова с целью активизации помощи со стороны местных властей посетил ЦК компартии Молдавии. В военном отделе ЦК после взаимных приветствий начальник отдела, указывая на Жукова, спросил: — А это кто? — Это начальник политотдела части. А вы разве не знаете его? — Мы знаем Пархоменко, а этого офицера я вижу впервые, ответил работник ЦК. Через месяц Жукова у нас не стало. Новый начПО при первом знакомстве решил дать мне урок и заявил: — Вы, как мне доложили, отменяете политзанятия, у меня такое самоуправство не пройдёт. — Очевидно Вы не читаете приказов командира и легко верите всяким сплетням, так действительно дело не пойдёт. Через какое-то время он извинился и предложил забыть прежний разговор, такой поворот меня устраивал.

В середине февраля прибыла группа офицеров из дивизии во главе с главным инженером ЗРВ подполковником Антонюком, всего 21 человек. Цель: оказание помощи в устранении недостатков, выявленных армейской комиссией. Я с Антонюком поехал в технический дивизион, подготовка которого традиционно считалась обязанностью главного инженера. Картина неприглядная: позиция занесена снегом, площадки не помечены, полуприцепы ПР-11 не выровнены, колёса утонули в грязи, разукомплектованы сигнальные фонари, дивизион пока не взялся за учёбу.

На другой день поехали к Мурке. Проверялись параметры СНР и стартовой батареи. Мурке было указано на недостатки в планировании боевой подготовки, Мурка обиделся и отказался накормить нас обедом. Вечером. Антонюк научил меня правилам пользования карточкой частот. В полночь Антонюк позвонил из гостиницы просил прислать машину, чтобы отправить на вокзал одного из офицеров в Одессу. Я удивился тому, что в машину сели 6 офицеров вместе с Антонюком, и поехали мы совсем в другую сторону, как я понял позже, во 2-й дивизион. Прибы, мы прошли на ДКП, никого не встретив по дороге. Было около часу ночи. Нас встретил заспанный начальник 1-го отделения, капитан Квитка, представившийся дежурным офицером. Объявили «Готовность 1». Квитка пытался привести ЗРД в Г-1 в одиночку... дежурный дивизион не уложился в установленное время, Гаргола лично показал слабую выучку по управлению дивизионом при отражении налёта воздушного противника, планшетист не подготовлен. КП зрдн не был оформлен необходимой документацией. Сокращённый боевой расчет не назначался, инструкции начальнику СБР на ДКП не было. Утром Петров захотел отчитать меня, пришлось напомнить, что оборудование ДКП дело начальника штаба полка. Стартовики с задачами справились. Но... после падения ракеты для тренировок из ТДН была доставлена незаправленная учебная ракета, которую на месте заправили водой. Стояли морозы, вода наполовину замерзла, была угроза разрыва ракеты. Приказал немедленно освободить ракету от воды и отправить в ТДН. Меня неприятно поразила беспечность Гарголы. Он не был новичком в ЗРВ. Считалось законом для командиров бояться не столько нарушителей воздушного пространства, сколько разных комиссий и проверяющих. От них ожидались разного рода неприятности.

По результатам проверки Антонюк отметил улучшение состояния техники, но раскритиковал работу штаба полка. Магин не преминул мне намекнуть, что всякий кулик своё болото хвалит. В дивизии решили отметить результаты визита Антонюка приказом о низкой боевой, готовности дежурного 2-го зрдн с акцентом на неумении командира дивизиона организовать несение боевого дежурства и руководить боевой работой. Магину указать на недостаточное внимание к организации несения боевого дежурства подразделений и обеспечения их необходимой документацией.
А Гаргола на этот раз крепко задумался о своём будущем.

Командованием дивизии Гарголе было обещано повышение, если он сумеет обеспечить высокую техническую, боевую и политическую подготовку дивизиона, а также выполнение боевых стрельб не ниже удовлетворительно. Гаргола достаточно был подготовлен к должности командира дивизиона. Он был высокого роста, вёл себя уверенно, с достоинством, с юмором относился к проделкам подчинённых. После двух серьёзных проколов он как будто проснулся, и по всем показателям дивизион стал лучше 1-го зрдн.

В конце марта стало известно, что вначале на полигон поедет один дивизион. Одна за другой побывали группы проверяющих из дивизии, армии и ГШ. Они согласились с нашим мнением, что первым готов к полигону Гаргола. Пришла директива армии с предписанием 2-му зрдн в конце мая — начале июня выехать в Капустин Яр для выполнения боевых начальных стрельб. Руководителем стрельб должен быть командир полка или его заместитель. Но, ни тот, ни другой на полигоне, ни разу не были. Грачёв готовил дивизион, пусть он доводит дело до конца, к тому же он уже не раз был на полигоне. Мы ехали без техники в составе поездов, которые несколько раз переформировывались. В дороге, а это 5 суток, организовали учёбу и контроль за подчиненными. Дорожные дела я плохо знал, поэтому мне в помощь придали командира 3-го зрдн, который должен был формироваться. Подполковник Рябов был типичным представителем старого служаки стрелковых частей. От солдата до старшего лейтенанта, от начала войны до её конца он прослужил в пехоте, не раз ходил врукопашную, несколько раз был ранен, однажды тяжело, полгода пролежал в госпитале. Офицеры и старшины ехали в общем вагоне, я с Рябовым в купе для проводников. Солдаты следовали в грузовом вагоне с печью и походной кухней, с провиантом и дровами на прямой и обратный путь. Однажды я обратил внимание на повеселевшие лица наших воинов. На очередной остановке обнаружил причину веселья: за нашим вагоном была прицеплена теплушка, в которой ехали сопровождающие целой цистерны вина. Пришлось принимать меры. В пути я плохо спал, потому, что мой сосед во сне жил фронтовой жизнью, неожиданно вскакивал, кричал — За Родину, вперёд, не отставать... и трёхэтажный мат. Кое-кто шутил по адресу Рябова, мол, он спит с одетой портупеей. Рябов взял на себя все армейские хлопоты во время движения эшелона и по обустройству дивизиона на полигоне. Мне пришлось вынести борьбу за признание быть руководителем стрельбы, мол, это нарушение директивы Главкома в которой заместитель командира по вооружению в таковой роли не значился. Пришлось соврать о том, что я временно исполняю обязанности заместителя командира и, связавшись со штабом армии, доложил о сложившейся ситуации и просил подтвердить телеграммой мои полномочия, через день я ознакомился с КП полка, провел две тренировки с расчетом КП и дивизионом, а затем руководил отражением налёта воздушного противника и боевой стрельбой по мишени в виде отражательного уголка, сбрасываемого с самолёта ИЛ-28. За уничтожение 2-х целей условного противника мы получили тройку, а за боевую стрельбу четверку, что было редкостью. Гаргола был на седьмом небе. Возвратились мы не только с успешным выполнением поставленной задачи, но и без происшествий. Я дал командиру условным текстом телеграмму о победе, но оказалось, что он раньше узнал об этом, ему сообщили из штаба армии, где постоянно отслеживали наши дела. Встречать нас прибыл начальник ЗРВ дивизии, полковник Петров. Я первым вышел из вагона, Петров поблагодарил меня за успешное выполнение задания, а Болтян обнял и сказал, что такого надёжного ведомого у него ещё не было. Петров чуть в сторонке беседовал с Гарголой, оба улыбались. Впереди заместителей командира подошёл Пархоменко, из-за спины которого выступил в белоснежном одеянии повар-старшина с бокалами на подносе и закуской. Петров первый поднял бокал и поздравил присутствующие с выполнением поставленной задачи.
Выезд 1-го зрдн и технического дивизиона на полигон ориентировочно планировался на конец июля — начало августа. С целью передачи опыта была организована встреча личного состава дивизионов, продолжались интенсивные занятия по технической подготовке, а особенно по выполнению графика регламентных работ, умении правильно пользоваться приборами и устранять неисправности, a также тренировки по выполнению нормативов боевой работы. Гаргола провел несколько занятий с Муркой по управлению дивизионом при отражении налёта воздушного противника. Начальника 2-го отделения СНР и командира стартовой батареи 2-го зрдн, получивших хорошие оценки на полигоне, на время подготовки прикомандировали к 1-му дивизиону. Командир стартовой батареи, капитан Сухой, недовольно выговаривал мне, что в связи с переквалификацией ему, командиру лучшей роты полка, приходится перенимать опыт командира отстающей роты. Судьба.

В конце года Гарголу с повышением перевели на новое место службы. В последний раз я встречался с ним в Херсоне, где он командовал бригадой. Вместо Гарголы командиром 2-го дивизиона был назначен майор Шиндяпин, бывший до этого начальником штаба того же дивизиона. Командир радиотехнической батареи, майор Ухалков, был назначен командиром 3-го зрдн вместо уволившегося подполковника Рябова. Начальник 1-го отделения СНР, капитан Квитка стал командовать радиотехнической батареей. Если все названные офицера ранее служили в войсках ПВО, то и некоторые "сухопутчики-гвардейцы" получили повышение. Так, командир стартовой батареи 2-го зрдн был выдвинут на должность начальника штаба, а на его место был назначен командир взвода из 1-го зрдн, старший лейтенант Ткач. Все эти перемещения значительно оздоровили моральную обстановку в полку. Офицеры увидели "свет в конце тоннеля". Я немного забежал вперед, пока полк усиленно готовился к полигону.

Легче стало работать и мне. Прибыли молодые офицеры в мастерские, их надо было учить, но главное — они могли провести занятие по технической подготовке, устранить неисправность, проверить знания оператор, или техника, чем нередко приходилось заниматься мне самому.

В конце июля одна за другой последовали проверки готовности полка к выезду на полигон группами офицеров армии и ГШ, обе пришли к заключению о возможности допуска полка к боевым стрельбам на полигоне. В первых числах августа мы тронулись в путь. Офицерам выбили плацкартный вагон. Кроме командира и меня ехали начальник штаба, начальник политотдела, офицеры тыла и других служб. В дороге и на полигоне мы были на полном самообеспечении. Запомнилось несколько интересных событий. В один из дней нашего пребывания на полигоне нас оповестили о том, что на полигон прибыл заместитель Главкома по боевой подготовке маршал авиации Савицкий Е.Я. На позицию разрешили прибыть только офицерам. Маршал выполнил перехват воздушной цели и выполнил боевую стрельбу ЗРК по уголку. После этого он уехал на аэродром и улетел в Москву на личном истребителе. Политработники яркими красками расписали подвиги и многогранность талантов маршала.

На следующий день на два соседних комплекса прибыла группа военнослужащий во главе с полковником Климовичем. Я был знаком с ним по совместной службе в Днепропетровске, где он был начальником оперативного отдела штаба дивизии, с этой должности он был назначен командиром запорожского полка. Год назад он предлагал мне идти к нему заместителем, тогда я категорически отказался. Все были одеты в тропическую Форму одежды. Я не сразу связал это событие с развитием Карибского кризиса. Техника для них была заранее подготовлена, они отстрелялись и убыли на аэродром, откуда улетели восвояси. Наш, первый дивизион провёл регламентные работы. Техдивизион обеспечил его двумя ракетами, т.е. была полная готовность к стрельбе, но пока она откладывалась. Стреляли соседи. Наши люди высыпали на площадку и наблюдали за пусками ракет. Справа ракета пролетев около километра, изменила траекторию полёта и упала на землю. А слева ракета после пуска устремилась ввысь, самоликвидировалась, горящие фрагменты ракеты, казалось, падают прямо на нас. Я стоял рядом с замполитом дивизиона, майором Лукичевым и обсуждали надёжность техники. Я убеждал Лукичева, что неудачи с пусками ракет происходят из-за того, что стрельба ведется старыми изделиями, снятыми с боевого дежурства, а огненные языки приближались; хотя я не раз наблюдал как ракета сгорала в воздухе, не достигая земли, тем не менее, на душе было неспокойно, но и уйти в укрытие я считал для себя недостойным. Через какое-то время огоньки погасли, и дымки рассеялись, мы переглянулись, вокруг было тихо. Вдруг Лукичёв сорвался с места и, несмотря на тучность и жару, побежал к стоянке наших машин. Там из-под каждой машины торчали задницы наших подчинённых. Лукичев с негодованием стал пинать их ногами, приговаривая. Негодяи, трусы, спасая свои шкуры вы забыли о своих командирах! Пришлось немного его урезонить. Случай этот долго был предметом разных пересудов.

Наконец нам объявили о том, что завтра наша очередь стрелять. Командир наш, страстный рыболов, решил немного отвлечься, и вместе со мною поехал на Ахтубу. С собою он взял несколько спиннингов и поймал трёх жерехов я, не выдержав атак комаров, укрылся в машине. Василий Максимович продолжал рыбачить. Когда он закончил рыбалку мы насчитали 21 рыбину, которой два дня кормили личный состав. Шофёр стал заводить машину, а она заупрямилась. Только через час мы тронулись, было около часу ночи. Подъехал и к Ахтубе, парома нет. При свете фар на противоположном берегу мы видели паром. Командиру в 8.30 надо быть на командном пункте. Я вызвался переплыть реку и пригнать паром, Болтян колебался, но когда я рассказал ему, что 10 лет назад я переплывал Обь и после этого тренировался на Днепре, он отпустил меня, я разделся и поплыл. В темноте я сразу не смог найти крючья и вначале голыми руками повёл паром, ветер дул навстречу и поэтому движение было медленным; только на середине реки я обнаружил крючья, и дело пошло веселее. Вдруг тишину взорвал разноголосый женский хохот, это подъехала машина с полным кузовом девчат. Я предстал пред ними в чём мать родила. Обратный путь через реку был легче подгонял ветер, да и я стал уже опытным паромщиком. Мы вовремя вернулись в лагерь. Повара успели на завтрак приготовить жареную рыбу, что значительно повысило настроение личного состава перед выполнением боевой задачи. Оба дивизиона и в целом полк получили удовлетворительную оценку. По прибытии полк по-настоящему заступил на боевое дежурство.

В мае я получил в центре Кишинева двухкомнатную квартиру и сразу перевёз семью. В угар подготовки полка к боевым стрельбам и поездок на полигон устройству быта на новом месте я не мог уделить должного внимания, и этим делом пришлось заниматься жене.

Поздней осенью в холодный дождливый день на пороге штаба меня встретил командир и повёл меня в свой кабинет, где сидели все заместители командира. В.М.открыл сейф, достал стакан и бутылку водки и произнёс: Товарищи, получена телеграмма из штаба армии о присвоении В. А. внеочередного воинского звания КАПИТАН. Чтобы достать звёздочки, мне полагалось выпить водку, после чего командир ножом проколол погоны шинели и вставил звёздочки. Я не верил своему счастью. И правильно делал, так как на следующий день командир вновь встретил меня в дверях штаба и предупредил: «Приехал кадровик, будет просить тебя снять звёздочки, они что-то напутали и неправильно оформили твоё представление к присвоению внеочередного звания, не соглашайся». В моём кабинете сидел подполковник Новодон — направленец по кадрам ЗРВ, он чуть ли не бухнулся в ноги и стал извиняться и просить снять новые звёздочки, что я немедленно сделал и уехал домой. Жена удивилась моему необычному возвращению, я сослался на недомогание.

Слух о присвоении мне внеочередного звания и "разжаловании" немедленно стал достоянием всего личного состава полка и доставил мне много неприятностей. Некоторые "доброжелатели" поспешили выразить мне свои соболезнования самым ироничным образом. Попросил командира освободить меня на неделю от службы и немного успокоился.

Позже я узнал, что начальник отдела кадров армии и направленец на ЗРВ были немедленно уволены. Спустя 10 лет, когда я был назначен начальником отдела АСУ штаба армии, кадровики напомнили мне об этом событии в такой форме, из которой следовало, что из-за меня пострадали хорошие люди. Вот и разберись, где правда, а где ложь.

В начале 1963 года мне предложили заграничную командировку. Командиру не хотелось отпускать меня, он пытался оставить меня через медкомиссию, как непригодного для службы в жарком климате, звонил командующему, а тот, как мне потом передали, якобы ответил, мол надо дать возможность отдохнуть человеку. Что бы там ни было, я прошел комиссию, побывал на беседе в Генштабе и в апреле в составе группы офицеров вылетел в Индонезию. Командиром группы был командир симферопольского полка полковник Кирасиров К.Ф., с которым у меня с самого начала установились хорошие отношения. Оказалось, что слух о злоклю-чениям с моим внеочередным званием дошёл и до Крыма. Мы выезжали на неопределённое время. Вернулись ровно через год.

Я вернулся с амёбной дизентерией, пиелонефритом в острой стадии и камнем в правом мочеточнике. Лечился в госпитале имени Бурденко, в Кишинёвском и Одесском госпиталях. Первые две болезни вылечил в московском госпитале, а камень вышел при интересных обстоятельствах, как и многое случившееся в моей жизни. Вначале камень проявлял себя кровью в моче после интенсивных и резких движениях, потом болями по утрам в правом боку. Днём боли исчезали. В Одессе мне предложили операцию, но не сразу, а по моему самочувствию, т.е. тогда, когда мне станет невмоготу. Через два года я решился на операцию: камень мешал спать, боли беспокоили и днём. Я приехал в госпиталь не в урочное время: урологическое отделение ремонтировали. С урологами я был на дружеской ноге, они не отправили меня назад, пристроили в терапевтическое отделение с напутствием об отдыхе. Я читал книжки, в послеобеденное время с бутылочкой коньяка уходил в парковую часть, где ко мне присоединялся лечащий врач, и мы пели беседы на разные темы. Мне претило такое безделье. Я попросил доктора назначить мне хоть какое-нибудь лечение, он отказывался, мол нет средства, которое могло бы выгнать камень. Я каждый раз заводил разговор о лечении. Наконец он сдался и прописал уколы атропина, горячие ванны и интенсивные занятия физкультурой. Я принял 12 сеансов терапии; ремонт урологии закончился, начались операции. Подошла и моя очередь. Вечером и утром почистили кишечник и одели в спецодежду. Утром я был перед операционной палатой. Увидев меня, мой хирург сказал, что сейчас он оперирует неотложного больного, часа через 3-4 примется за меня. Он направил меня на рентген и просил принести ему плёнку. Мне не хотелось лишний раз облучаться, но надо было выполнять распоряжение специалиста. Когда я вернулся к операционной, доктор уже ждал меня. Он посмотрел на снимок и сказал. Покупай пару бутылок коньяка и головку сыра, на закусь, документы получишь в регистратуре, я сейчас дам команду на выписку. Что такое, вы не будете меня сегодня оперировать? — спросил я. Операции не будет, камень сдвинулся, как его родить, проинструктирую тебя на месте встречи, — ответил доктор. Я бросился к нему, обнял и расцеловал. Быстро переоделся, сходил в магазин и на условном месте стал ждать. Вскоре ко мне подошли лечащий врач и начальник отделения. На прощание мы выпили по стопке, я сердечно поблагодарил врачей, взял у них документы и побежал на вокзал. В полночь я был уже дома. Через две недели я родил камень размером 12 на 8 мм.

После возвращения из заграницы служба складывалась вначале не очень удачно. В первый день прибытия в часть я навестил любимую мастерскую и нашел много упущений со стороны начальника мастерской. Особенно меня возмутило отсутствие журнала инструктажа личного состава. Хотя была вторая половина года, я приказал восстановить журнал с начала года с росписью инструктируемых, разъяснил офицерам, что инструктаж напоминает подчинённым об осторожности при работе в опасных условиях, а работа мастерских всегда связана с опасностью причинения телесных повреждений и даже с опасностью для жизни. С другой сторона при инструктаже начальник страхует себя от уголовной ответственности. Через несколько дней два сверхсрочника выезжали в дивизион. По возвращении молодой сержант вместо того, чтобы закрепить болтом кабель заземления летучки, бросил его на ребро уголка конструкции заземления, подсоединил летучку к электросети и при попытке войти в летучку был убит электротоком. Прибывший следователь прокуратуры первым делом потребовал журнал инструктажа. Начальник мастерской отделался дисциплинарным взысканием.

При посещении 1-го ЗРД командир стартовой батареи пригласил меня на демонстрацию новшества — хранилища готовых ракет на самодельных стеллажах. Я позволил себе расслабиться и быть сторонним наблюдателем и поплатился за ротозейство. При перегрузке ракеты со стеллажа на ПР-11 необученным расчётом, она была уронена. Были повреждены крылья и первый отсек. Я провёл ночь над расследованием случившегося. Кроме неправильной расстановки расчёта /на стабилизаторах работали солдаты разного роста и разной силы, ракета свалилась в сторону слабого и малого/главной причиной падения была неправильная конст-рукция каретки; бугель ракеты не был закреплён в каретке и потому при малейшем изменение центра тяжести вело к падению ракеты. Я тотчас продумал конструкцию каретки прочно закрепляющую бугель в ракетке.

Новая конструкция каретки обеспечивала безопасность работы с ракетой и с небольшими изменениями была принята на вооружение в армии.

Утром следующего дня прибыл Побегайло. Он выслушал мой доклад о случившемся, а когда я в числе причин падения ракеты назвал ненадежную конструкцию каретки, то Побегайло взорвался, он стал осыпать меня бранью, винить в некомпетенции и прочих грехах. Иначе и быть не могло: ведь конструкция негодной каретки была утверждена самим Побегайло и была рекомендована для применения в частях армии.

Уезжая Побегайло забрал с собой нашу модернизированную каретку. Вскоре пришла директива о модернизации кареток с целью повышения безопасности работ с ракетами при хранении их в полевых условиях Интересно, Побегайло, не имея высшего образования, был назначен главным инженером армии, удачно ответив на вопрос командующего. История с падением ракеты закончилась приказом командира дивизии о наказании меня в дисциплинарном порядке и возмещении стоимости ремонта радиовзрывателя в сумме 250 руб. которые не были взысканы.

В конце лета мне позвонил начальник отдела кадров, полковник Еремин, и сообщил, что моя кандидатура, рассматривается на должность заместителя командира полка в Умань с возможностью в последующем быть назначенным командиром вместо полковника Новосёлова В.В., который будет увольняться. Из-за болезни и предстоящей операции я отказался от почётного предложения.

Кo времени моего возвращения из зарубежья полк сформировал ещё один дивизион — третий. Он был укомплектован молодыми офицерами-выпускниками радиотехнических училищ, т.е. специалистами грамотными, но недостаточно подготовленными практически. Я был очень удивлён состоянием техники, она была грязная, словно за ней не ухаживали годами, кабины СНР были захламлены посторонними вещами, журналы регламентных работ велись нерегулярно, некоторые техники не имели твердых навыков пользования приборами при настройке техники. В дивизионе царил дух шапкозакидательства. Первая же проверка показала плохую слаженность техников при выполнении месячных регламентных работ, ориентирование кабины «П» и половины пусковых установок были сделаны с ошибками. На учебной ракете был повреждён бак окислителя, пришлось отправить её на базу в ремонт.

Грачев Виктор Андреевич,
нач. отдела АСУ штаба армии 1973—84 гг.

Комментарии  

# Gennady 26.11.2013 15:59
Ой нелегкое это дело попросить ветерана, да еще и постоянно живущего в селе. Я уже год жду завершение этого рассказа о пребывании в Кишиневе, хотя обещает дописать.
Климович на полигоне был в период подготовки к выезду на Кубу, это была своеобразная тренировка-проверка готовности выполнить поставленные задачи. Думаю, что это конец июня-начало июля.
# дюма 26.11.2013 05:40
Попросите Грачева, хотя бы вкратце, осветить содержание его командировки в Индонезию в 1963г
# дюма 26.11.2013 05:29
Приветствую публикации воспоминаний ветеранов 8 оа ПВО! Они напоминают о тех суровых днях, когда создавалась и развивалась Зенитная ракетная система защиты страны и войск. Очень хорошо, что авторы откровенно называют проблемы и трудности, фамилии и имена сослуживцев, их должности и показывают непосредственный воинский труд, бытовые подробности. С интересом и удовольствием воспринял не забытые военные термины: кабины А, П, системы РПК, СВК, СДЦ и т.д.
Желательно указать краткие биографические данные Грачева. Уточнить у него месяц 1962 года, когда на полигоне произошла встреча с полковником Климовичем В.В. (ком. Запорожского полка). Так как 16-й зрп 11-й дПВО в августе 1962г целиком был в Кубе.
Очень бы хотелось увидеть описание недолгой судьбы 483-го Балтского зрп (Одесской дивизии ПВО).

У вас недостаточно прав для добавления комментариев. Возможно, вам необходимо зарегистрироваться на сайте.

Вход (Логин*)


* Логин — вход пользователя на вебсайт путём указания имени учётной записи и пароля.

Кто на сайте

Сейчас на сайте 669 гостей и нет пользователей

На нашем веб-сайте используются файлы кукис (cookies), которые можно считать полезными, поскольку они позволяют сайту распознать ваше устройство и улучшить ваш опыт использования браузера.